Приятель - Страница 12

Наверное, нет ничего удивительного в том, что мы стали такими близкими друзьями, если вспомнить, как закалялась наша дружба в горниле моего развода. Тогда Гарри, без преувеличения, помог мне удержаться на плаву, послужил своего рода громоотводом для переполнявших меня эмоций (хотя вообще-то я человек достаточно сдержанный). Одному Богу известно, куда бы меня занесло и что я мог бы натворить, если бы каждый вечер у меня не было необходимости прийти домой, погулять с собакой, съесть по пути кусочек пиццы, потом посидеть часок на веранде – я просматривал журнал, а Гарри лежал, свесив лапы с верхней ступеньки, и с удовольствием наблюдал за тем, как течет жизнь на улице. Впрочем, слово «необходимость» – не то. Мне хотелось приходить домой.

Гарри вливал в меня энергию, с ним было веселее на душе. Мы зависели друг от друга, делились своими эмоциями, и я был неколебимо уверен, что он всегда рядом. Возможно, всему этому я придавал даже чересчур большое значение – хотя неудивительно, если вспомнить, чем закончилась моя семейная жизнь.

Однажды к Гарри пришла настоящая слава, но она ничуть не вскружила ему голову. Моя покойная родственница, прославленная журналистка «Вашингтон пост» Мэри Макгрори, посвятила ему две-три колонки, охарактеризовав пса как «благовоспитанное и изящное существо, очень дружелюбное, с легким намеком на черты отъявленного мошенника и… политика». Сначала она рассказала в газете, как он прятался в ямках, которые мы с ней только что выкопали в ее саду, чтобы посадить недотроги. В другой раз – о том, как он собирает толпы людей, когда гуляет со мной в воскресенье по Кливленд-Парку. Наконец, она расписала тот случай, когда в необычайно холодный сочельник, ближе к вечеру, я попросил ее побыть с Гарри в вестибюле «Лорд энд Тейлор» в Бостоне, а сам кинулся спешно покупать подарки (раньше не успел). Измотанные предпраздничной беготней покупатели, оказавшись рядом с моей собакой, получали передышку хоть на минутку.

«Гарри, – написала Мэри, – оказывал на них потрясающее воздействие. Все старались непременно с ним заговорить. Выражение озабоченности сходило с самых хмурых лиц и сменялось широкой улыбкой, стоило им заметить этого пса. Люди, у которых, судя по всему, уже не оставалось ни секунды свободного времени, останавливались, чтобы почесать его за ухом и прошептать что-нибудь ласковое. Его поздравляли с Рождеством, нередко проявляя любезность и адресуя свои поздравления и мне тоже».

Слава Гарри не ограничилась появлением в прессе. Его показали в выпуске популярного в Бостоне вечернего телевизионного журнала «Хроника»: он медленно шествовал по нашей улице, а проворный и очень ловкий оператор отползал от него на корточках, держа камеру чуть ли не у самой земли. Вообще-то предполагалось, что эпизод будет посвящен мне и одному из моих романов, но все зрители, звонившие по этому поводу, говорили только о моей собаке.

Более того, Гарри удалось оставить след и в политической истории. Когда я работал корреспондентом «Бостон глоуб» при Белом доме, мне пришлось освещать отпуска, которые Билл Клинтон проводил на острове Мартас-Вайньярд, в том числе и в то лето, когда разразился скандал с участием Моники Левински. Гарри был там, где привык находиться в таких поездках, то есть лежал у моих ног в пресс-центре, который разместился в старомодном спортзале местной школы. Иногда он лениво позевывал, скучая и намекая на то, что я должен возместить ему эту скуку долгой поездкой на взморье, где удастся всласть побегать за мячиками. Я же печатал совершенно пустую статейку об очередном дне семейства Клинтон, в течение которого абсолютно не за что было зацепиться (члены президентской семьи в те дни почти не разговаривали друг с другом). Внезапно на трибуну, возбуждая всеобщее любопытство и волнение, ворвался пресс-секретарь Белого дома Майк Маккарри. Постучал по микрофону, убеждаясь, что тот включен, и сообщил, что принес нам официальное правительственное заявление.

Президент, с мрачным видом продолжал Маккарри, приказал совершить бомбовые налеты на Афганистан и Судан в качестве актов возмездия за произведенные в начале того месяца теракты против американских посольств в двух африканских странах.

Пресс-центр тут же забурлил. Репортеры, еще несколько минут назад лениво дремавшие или сражавшиеся в компьютерные игры, возбужденно забросали оратора вопросами. Фотокорреспонденты защелкали камерами. Молодые режиссеры телеканалов поспешно отдавали команды по мобильным телефонам. Советники отдела национальной безопасности собирали журналистов в углу небольшими группами и инструктировали их по поводу действий в экстремальных ситуациях.

Но Гарри увидел во всем этом только одно: появился человек, который был ему симпатичен – Маккарри. Стоял он всего в нескольких шагах, в идеальном положении, чтобы поиграть в мячик в закрытом помещении. «Наконец-то можно хоть с кем-то порезвиться!» И пес поднялся, прошествовал к трибуне и бросил мячик к ногам Маккарри. Представитель Белого дома не обратил на него внимания, спеша завалить корреспондентов кучей фактов о совершенных налетах, применявшейся при этом тактике, количестве задействованных военнослужащих, характеристиках использованных ракет и прочем. Гарри стерпеть такого не мог. Негромким утробным рычанием он напомнил о себе, подобрал с пола мячик и бросил его на туфли человека.

– Подожди, Гарри, не сейчас, – сказал ему Маккарри, с трудом подавляя невольный смешок. Я тем временем пытался оттащить пса подальше, чтобы он не попадал в объективы фотоаппаратов и видеокамер. Гарри посмотрел на меня как на сумасшедшего, но я все-таки отволок его к своему столу. Пройдут годы, историки станут спорить о том, в чем же заключалась «доктрина Клинтона», и ради этого будут, несомненно, прослушивать старые магнитофонные записи и вчитываться в стенограммы выступлений сотрудников администрации президента. И у них возникнет неизбежный вопрос: что это за таинственный советник президента по имени Гарри, с которым пресс-секретарь обменивался столь туманными фразами?