Приятель - Страница 52

Теперь надо рассказать о сочельнике 2009 года. Кольцо я купил за несколько недель до праздника. Учтите при этом, что охота за бриллиантовым кольцом для помолвки, вероятно, самое нелегкое дело, взяться за которое решится не всякий мужчина. Ведь приходится тратить чертову уйму денег на крошечную штуковину, которая несовершенна уже в момент покупки – si1, если говорить о чистоте, и Н, если говорить о цвете. В торговле бриллиантами нет ничего абсолютно безупречного, того, что можно было бы считать однозначно самым лучшим – во всяком случае, для рядового покупателя. Мало того, на этом кольце нельзя ездить, переключать каналы, жить в нем или хотя бы на нем сидеть. Но как бы то ни было, Американский институт бриллиантов сумел успешно разрекламировать их в качестве символа истинной и вечной любви, а также залога счастливой жизни – или хотя бы вполне сносной.

Так вот, в тот день, в сочельник, я сидел за письменным столом в своем домашнем кабинете, выдержанном в темно-зеленых тонах. Порывшись в ящике стола, я вытащил оттуда маленький картонный листочек с надписью: «Спасибо вам за то, что заставили меня улыбнуться». Излишней сентиментальностью я не страдаю, но что-то в свое время побудило меня сохранить эту записку, хотя тогда я и считал, что в лучшем случае она станет всего лишь напоминанием о мелком давнем происшествии. Я положил в карман пиджака эту записочку и вишневого цвета футляр с кольцом и за день раз триста или четыреста проверил, не потерял ли их случайно. Едва на улице стемнело, Пэм приехала ко мне, немного взбудораженная последними неизбежными приготовлениями к Рождеству, необходимыми, учитывая наличие двух детей. В тот вечер девочки гостили у своего отца, а к Пэм должны были вернуться на следующий день. Мы же с нею планировали провести весь сегодняшний вечер в ресторане в центре города, за неспешной беседой. По пути я и собирался просить ее выйти за меня замуж и стать миссис Памелой… э-э… Бендок.

На дворе в тот вечер царил холод. Очаровательные улицы Бэк-Бэй были иллюминированы фонарями в старинном стиле. Стояла удивительная тишина, навевавшая мысли о том, что я не удержу кольцо в закоченевших пальцах и в решающий момент уроню его на сливную решетку, или нас ограбят. Эти мысли я прогнал как совершенно неразумные и не подходящие для человека, отправляющегося в хорошо продуманное путешествие. Мы шли вдоль Коммонуэлс-авеню, обсаженной высокими могучими деревьями, на которых сияли белые праздничные фонарики. Пэм взяла меня под руку, и мне уже не было холодно, и зловещие мысли перестали обуревать меня.

Свернули направо и вышли на Ньюбери-стрит, как и было задумано. Мы оказались на том самом месте, на том углу, где много лет назад она, по ее словам, увидела, как я гладил Гарри. Я дождался зеленого света, хотя миль на пять вокруг, кажется, не было ни единой машины. Пэм терпеливо ждала вместе со мной, и один Господь Бог ведает, о чем она думала в эту минуту. И я сказал – вероятно, немного неуклюже:

– Э, не на этом ли месте тебе пришла в голову мысль подарить мне тот галстук?

Она улыбнулась и без промедления ответила:

– Я сидела во-он там, за столиком летнего кафе. А вы вдвоем стояли именно здесь, где мы стоим сейчас.

На мгновение мои мысли унеслись к Гарри, показав, какой естественной бывает настоящая любовь. А потом мыслями я возвратился к Пэм, к которой привел меня Гарри и для разговора с которой я сейчас отчаянно подыскивал слова. Ежедневно в течение нескольких последних недель я проигрывал в уме предстоящий разговор, но сейчас все это как бы вылетело из моей головы, именно сейчас, когда эти слова были мне так нужны: остроумные замечания, мягкие намеки и, разумеется, убедительный, заранее подготовленный монолог. Словно кто-то нарочно вытряхнул из моих мозгов весь продуманный текст. Я молча нащупал в кармане кусочек картона и подал ей, не разворачивая. Пэм посмотрела на бумажку, больше всего напоминавшую упаковку от жевательной резинки, и взглянула на меня так, словно я выжил из ума.

Я молча указал кивком головы на то, что вручил ей. Не могу утверждать, но, возможно, в тот момент я просто лишился дара речи.

Ну, скажи, Брайан, скажи хоть что-нибудь! Ради всего святого, говори. Пройдут годы, дети и внуки Пэм будут пересказывать друг другу историю о том, как ты делал предложение их маме и бабушке, и вынуждены будут признать тот неоспоримый факт, что этот тупица с кольцом так и не смог произнести ни слова.

Пэм медленно развернула бумажку, прочла слова «Спасибо вам за то, что заставили меня улыбнуться» и окончательно убедилась, что я рехнулся. Посмотрела на меня немного смущенно, хотя и попыталась – что для нее характерно – замаскировать это смущение. Тем временем она старалась разгадать, к чему я клоню.

Были же продуманы реплики, которые мне надлежало выдать в эту самую минуту: о том, что именно она заставляла меня улыбаться все эти годы, что она подарила мне миллион улыбок, на которые я не смел даже надеяться, – улыбок при виде ее самой, при виде ее детишек, их кроликов, собаки… Улыбки при одной мысли о ней, даже когда сама она была далеко от меня. Но я совсем забыл приготовленные фразы. У меня оставались лишь кольцо и ком в горле, поэтому я вытащил из кармана вишневого цвета футляр и хрипло прокаркал:

– Ты согласна выйти за меня замуж?

Она недолго разглядывала кольцо, взяла его и, не надевая, подняла глаза на меня. Щеки ее раскраснелись от мороза, локоны развевались на свежем ветерке, а в глазах на минуту загорелись огоньки. Она прильнула к моим губам, а потом сказала просто, ровным голосом: