Приятель - Страница 56

Ну, про Пэм я помнил. У нее в октябре, одном из моих самых любимых месяцев.

Кто ж еще остается, черт возьми?

– Конечно приеду, а как же иначе? – ответил я на вопрос Пэм, изо всех сил стараясь скрыть охватившую меня панику. – Не режьте торт без меня.

Входя в тот вечер в ее дом, я нес с собой не подарок, а чувство смертельного страха. Только я открыл входную дверь, как Каролина громко закричала:

– Брайан приехал! Можно начинать! – Это было хорошее, по-настоящему теплое приветствие, которое здесь мне вовсе не было гарантировано. Ради таких горячих приветствий многое можно было стерпеть, даже те вечера, когда я входил в дом, а девочки не давали себе труда оторваться от телевизора, чтобы хоть поздороваться, и в конце концов я, стоя в одиночестве, ел равиоли с сыром.

Я вошел в кухню. Там за столом сидела Абигейл и делала уроки, Пэм убирала в шкафчик тарелки после обеда, а на разделочном столе рядом с целой гроздью красных и белых воздушных шариков стояла большая коробка с тортом из первоклассной кондитерской «Шоколадная глазурь». Возле нее никто не суетился.

– Хочешь привести сюда именинника? – крикнула Пэм, обращаясь к Каролине.

Ага, хотя бы с полом определились. Пэм подошла к коробке с тортом и начала открывать заклеенные лентой бортики. Позади хлопнула дверь. Абигейл отодвинула в сторону свои тетрадки и возбужденно вскочила с места. Я же боялся, чтобы моя голова не лопнула от любопытства. Каролина вошла на кухню, держа в руках не кого иного, как радостно воркующего Цыпу, а Пэм в ту же минуту, не сговариваясь с Каролиной, протянула на вытянутых руках торт, украшенный точным подобием Цыпы из густого белого и красного крема.

– Смотри, Бу-Бу, это ты! – воскликнула Абигейл. Каролина сунула его клювом прямо в торт, и будь я проклят, если петух сперва не вгляделся в угощение повнимательнее, словно хотел сказать: «Хорошо бы внутри оказалась шоколадная начинка». В торте горела одинокая свеча, свет выключили. Женское трио затянуло «С днем рожденья тебя».

Я ощутил одновременно и облегчение, и безграничное удивление. Нет, я знал, что они обожают эту птичку, но заказывать торт в «Шоколадной глазури»? Такая штука разорила Пэм не меньше, чем на сотню баксов. Она тем временем отрезала ломтик этой красоты и положила на праздничную тарелку, специально предназначенную для именинника, а тарелку поставила на пол. Снова загорелся свет. Каролина выпустила из рук Цыпу, который издал громкий, похожий на лай звук. Его можно было принять за выражение благодарности, если бы я не знал этого петуха так близко. Он засунул клюв поглубже в торт, вытащил его, весь вымазанный кремом, и посмотрел на Пэм и девочек с нескрываемой радостью. Цыпа снова и снова жадно набрасывался на крем, на бисквит, на крошки, оставшиеся в тарелке. Девочки громко смеялись, выкрикивая: «Цыпа! Цыпа!» Пэм сияла, а такой я ее уже давненько не видел. Я не удержался и тоже посмеялся – над птицей, над девочками, над нелепостью всего происходящего.

– Тебе исполнился год, Цыпа, – растолковывала Каролина петуху, который уже не обращал на нее внимания. – Там, где сделали этот торт, найдется еще много-много других.

Прошло месяца два, и в одно теплое майское воскресенье мы впервые с тревогой убедились в том, как быстро могут рассыпаться такие мечты.

* * *

Мы с Пэм показывали свой новый дом моей сестре Коллин и ее мужу Марку. Через пару недель мы собирались въезжать, и строительная фирма любезно передала нам ключи, вот мы и стали приглашать родственников на смотрины. Только начали заходить в дом, как у Пэм зазвонил мобильник, она послушала и стала белее мела.

– Ладно, – резко бросила она в трубку. – Понятно. Да. Где он сейчас? Он двигается? Вы могли бы с ним побыть? Я сейчас приеду.

Она закончила разговор и посмотрела на меня со смесью растерянности и неприкрытого страха.

– На Цыпу только что напала собака. Мне нужно ехать.

Не успел я ответить, как она уже сидела за рулем и гнала машину на полной скорости к воротам, спеша к своему дому, до которого езды было пять минут.

Я продолжал водить Коллин и Марка по дому с таким видом, будто сам придумал, как надо жить в пригороде. В душе моей, однако, что-то происходило – что-то такое, чего я даже не ожидал. Уже больше года я надеялся избавиться от этого петуха. При этом давно смирился с мыслью, что сам он никуда не уйдет, потому что даже куриным мозгам было ясно, что лучше ему нигде не будет. Потому-то я и молился о ниспослании ястреба или койота, о том, чтобы в один прекрасный день найти во дворе тушку, а потом утешать, как положено, окружающих, мол, он прожил чудесную жизнь, какой позавидовал бы всякий петух.

А теперь, столкнувшись с возможной скорой смертью Цыпы, я почувствовал себя совершенно выбитым из колеи. Возможно, меня тревожило то, что гибель его слишком глубоко огорчит Пэм и ее девочек. Да, такая мысль меня действительно тревожила, но дело было не только в этом. Я показывал Коллин кран на кухне, который можно было настраивать и на режим струи, и на режим разбрызгивателя (представляете?), а мысли мои вращались вокруг клятого петуха, вокруг того, как он лаял, стоило кому-нибудь появиться у парадной двери, как гордо стоял на верхней ступеньке лестницы, как безошибочно угадывал время, когда – перед самым наступлением темноты – пора было прятаться в безопасном гараже, какая радость загоралась в его глупых глазах, когда Абигейл или Каролина подхватывали его на руки.

Отчего мне думалось обо всем этом?

Прошло минут двадцать, и зазвонил мой мобильник, высветив на дисплее имя Пэм.