Приятель - Страница 55

– Да, не то чтобы очень, – отвечал я. Они все казались мне неподходящими, а Пэм на меня не давила.

Все это происходило уже столько раз, что мне становилось даже неловко. Чтобы не перечислять всего того, что может меня не устроить, я предложил руководствоваться одним четким критерием, который поможет сдвинуть дело с мертвой точки. Соглашаясь на переезд в пригород, я ставил только одно непременное условие: дом, который мы купим, должен стоять у дороги, которая куда-нибудь ведет. Уж извините, но эта мысль была блестящей. Она позволяла исключить уединенные тупики. Она ставила жирный красный крест на обособленных райончиках, говорящие названия которых вырезаны на каменных стелах при въезде: «Плакучие ивы» или «Фермы у ручья». Такие места вселяют в меня непреодолимый страх: все, что бы ни происходило в доме, становится известно соседям, которые осуждающе поглядывают на заросшие сорняками лужайки и изводят тебя бесконечными разговорами о подвигах юного Тайлера на футбольном поле. Не то чтобы я гордился своими страхами и огорчениями, однако мне нужно было ими с кем-то поделиться, а Пэм терпеливо выслушивала, как горько я сокрушаюсь по поводу того, что вынужден расстаться с городской жизнью.

И вот мы наконец нашли. Это был новехонький дом из красного кирпича, построенный в стиле старой фермы, с навесом над крыльцом, со множеством окон, с большой семейной гостиной, где имелся камин, облицованный камнем. Другого такого дома мы не встречали. И до нас в нем никто еще не жил. Здесь не было медиа-зала, не было двухэтажной гостиной, не было узенькой лесенки на второй этаж, не было окон, защищенных специальными системами безопасности. Стоял дом на главной, но довольно тихой улице. Он очень подходил Пэм, а раз так, то вполне подойдет и мне.

Но шел 2009 год, и вопросы так легко не решались. Те самые банкиры, которые в 2007-м пачками рассылали предложения о займах на покупку домов, теперь хотели получить в качестве обеспечения ведро нашей крови. Мы принадлежали к тому широкому слою населения, который находится между богачами и бедняками: у нас хватало денег, чтобы оплатить половину стоимости дома, но не весь дом сразу. Однако, чтобы получить кредит, нам пришлось проделать куда больше трюков, чем дельфинам в океанариуме.

Сначала нужно было продать мою квартиру в большом доме в Бостоне, а я неразумно горячился всякий раз, когда кто-нибудь осматривал ее и не соглашался купить мгновенно, не сходя с места. Я хочу сказать, почему они не видели в ней того, что ясно было мне? Как можно не понимать того, что это самая великолепная квартира, какую только можно себе вообразить? Неужели не ясно, сколько тепла дает этот камин холодными январскими вечерами, как легко добраться отсюда до реки Чарльз июльским утром, как удобно попасть на стадион «Фенуэй» во время октябрьских финальных игр? Как они могли не почувствовать очарования этого жилища?

Постепенно, как и бывает в жизни, все утряслось: и продажа квартиры, и получение займа, и покупка нового дома. Я со всем этим почти смирился. Меня уже почти радовали мысли о том, что мне будет принадлежать большой домашний кабинет с камином и не придется каждый раз по выходным покидать Пэм и целых тридцать пять минут ехать до города, чтобы лечь спать. Готов я был и к тем обязательствам, которыми сопровождалась эта сделка, причем я говорю вовсе не об ипотеке.

* * *

Как-то раз в середине марта, после обеда, зазвонил мой служебный телефон. Звонила Пэм.

– Ты сумеешь вырваться и приехать сюда на празднование дня рождения?

День рождения.

Едва ли вы сможете представить, какой первобытный страх охватил меня, как я испугался потерпеть неудачу, услышав два таких обычных слова, – главным образом потому, что понятия не имел, чей день рождения мы будем праздновать этим вечером. А спросить прямо было не так-то легко. Раньше все было просто: я помнил в принципе об одном-единственном дне рождения – моем. Ну, еще я запоминал в свое время дни рождения бывшей жены или особенно дорогой мне подруги. Что касается мамы, то о ее дне мне всегда напоминали сестры, в этом на них можно было положиться, а мама всегда звонила мне накануне их дат. День рождения Гарри я хорошо помнил, хотя мы не всегда его отмечали: мне становилось не по себе, когда я думал о том, что он стареет. Но теперь были две девочки, моя невеста и ее обширная родня, и все это не умещалось в памяти, с чем я и столкнулся в данную минуту.

Сердце у меня упало, как холодный камень в горячий суп. День рождения. Я живо представил себе, как расплачется ребенок, если я приеду без подарка, хотя у обеих девочек было все, чего они только могли пожелать. Представил я себе и рассерженную взрослую, шокированную нянюшку Маршу, которая с незапамятных пор была членом семьи, представил звонок шепотом будущей теще, мрачные последующие недели, а затем неловкие попытки к примирению, которые, возможно, потребуют от меня купить в подарок нового пони, чего я сейчас не мог себе позволить. Подумать только: всего двадцать минут назад я блаженно бросал себе в рот конфеты «М&М’s» с арахисом и размышлял, успею ли сегодня побывать в спортзале.

Я сосредоточился на мыслях о Каролине, младшей дочке Пэм. Давай, Брайан, шевели мозгами! Ага, вспомнил! Был же праздник, после которого гости остались ночевать в доме, где-то недели через две после Рождества. Тогда снова прибыла целая команда маникюрш, и они открыли в гостиной Пэм что-то вроде салона: не меньше дюжины девочек лет семи выстроились в очередь, нетерпеливо ожидая, когда им накрасят ногти на руках и ногах. Это и был ее день рождения. Теперь Абигейл, старшая. Немного позднее, это точно. Думай. Ради всего святого, постарайся вспомнить. Да, я помню, как забирал в магазине торт для нее. В тот вечер еще передавали матч «Ред Сокс». В апреле это было. Уже успел начаться бейсбольный сезон. А сейчас еще март – значит, день рождения не у нее.