Приятель - Страница 66

* * *

Конечно, мне и раньше доводилось бывать в пригородных ресторанах, однако впервые я пришел в ресторан как полноправный гражданин пригорода. Было это поздним вечером в пятницу. То есть поздним в понимании жителей пригородов – около восьми вечера. Мы еще и недели не прожили в своем новом доме. Девочки отправились на выходные к своему отцу. Мы с Пэм предельно устали и пошли в это заведение, которым восхищались многие знакомые, утверждая, что оно не уступает любому хорошему мясному ресторану в Бостоне. Первое, что бросилось мне в глаза, – за столиками не было ни единого человека моложе сорока. Ни единого. Такое впечатление, что здесь увеличили возрастной ценз на покупку спиртного лет на двадцать. После жаркого летнего дня наступил теплый вечер, поэтому почти все табуреты у бара были заняты мужчинами в безрукавках и шортах, прямо с поля для гольфа – хотя некоторые сидели здесь, видно, уже давненько. Два бармена среднего возраста обращались по имени практически к каждому.

Администратор встретила нас с исключительным равнодушием и сообщила, что мы можем сесть возле бара. Мы заняли единственный свободный столик у самой стойки. Впервые за долгое время нам представился случай спокойно побеседовать друг с другом, когда никто не мешал и не отвлекал. Я заметил темные круги под прекрасными глазами Пэм – несомненно, у меня были такие же круги, только вот глаза далеко не такие прекрасные. Мы оба действительно очень утомились.

– Мы что же, должны заказывать все прямо в баре? – удивился я, когда спустя десять минут к нам так никто и не подошел.

– Кто-нибудь да подойдет, – ответила Пэм, зевая.

По правде говоря, мимо проходило немало людей: официанты, официантки, уборщики посуды, администратор и даже, кажется, сам управляющий – целый Комитет начальников штабов. Все они проходили совсем рядом, но избегали смотреть в нашу сторону. Пару раз я попытался привлечь их внимание взмахом руки, но они смотрели куда-то мимо. Бросив взгляд за стойку бара, я увидел, что оба бармена оживленно беседуют с завсегдатаями, снова и снова наполняя их бокалы прежде, чем те успевают сделать новый заказ, и подавая бифштексы, сдобренные всевозможными подливками.

Мы с Пэм поговорили о Цыпе. Обсудили, как хорош и красив наш дом – просторный, новенький, да и девочкам понравился сразу.

– Извините, сэр, – обратился я к официанту, который проходил мимо.

Мы сидели там уже минут тридцать, но никто на нас так и не взглянул. У стойки были посетители, которые – уже после того как мы пришли – заказали себе бифштексы на кости, а их не так быстро готовят. Так вот, эти посетители уже успели наполовину съесть свои порции. Официант бросил что-то вроде «сейчас кого-нибудь позову», и исчез из виду. В его устах «сейчас» явно не значило «сегодня».

Пэм высказала то, что было у меня на уме, и хорошо сделала, потому что иной раз, когда говоришь это сам, фраза звучит как-то очень уж глупо:

– Ты к такому не привык, правда?

Я решил, что она говорит о безобразном обслуживании, о том, что к нам относятся как к людям второго сорта, о том, что я никого здесь не интересую, кроме, может быть, одной только Пэм.

– Думаю, я не успел еще привыкнуть ко всему здешнему, – ответил я. Пэм промолчала, я тоже замолк, лишь немного позднее осознав, что не хочу казаться слишком раздраженным. Тогда я ограничился вопросом: – Цыпа когда-нибудь перестанет непрерывно кукарекать, правда ведь?

Богом клянусь: когда я задал этот вопрос, мне послышались его вопли прямо из обеденного зала – этот звук слишком глубоко врезался в мои слуховые нервы.

– Он сейчас привыкает понемногу, – высказала свое мнение Пэм. – Для него здесь все совсем другое. Мы живем на более оживленной улице, его окружает больший простор, а домик его, в отличие от гаража, далековато от дома – ему это, по-моему, не очень нравится. Мне думается, Цыпа любит спать под одной крышей с остальными.

Она говорила разумные вещи, но за абсолютно пустым столом, на котором не было ни блюд, ни напитков, ни посуды, ни меню – никому в ресторане не было до нас ни малейшего дела.

В эту самую минуту возле стойки появился улыбающийся господин в парадной белой форме повара. Он явно направлялся к нам, по пути то и дело пожимая руки постоянным клиентам. Выглядел он жизнерадостным, так и сыпал остротами, вызывавшими у всех веселый смех, протягивал руки к их тарелкам – и все это легко и непринужденно. Он шел прямо к нам, дошел – и пошел дальше. Я не мог не вспомнить о том, как часто в прошлом шеф-повар какого-нибудь хорошего ресторана в Бостоне выходил из дверей куда лучшей кухни, чем здешняя, – специально ради того, чтобы взглянуть… Ладно, хватит, а то я начну говорить всякие глупости. Не обращайте внимания.

Между прочим, Пэм, казалось, ничего этого не замечала. То ли она слишком устала, то ли настолько глубоко погрузилась в раздумья о ниспосланном ей Богом петухе.

– Цыпе еще привыкать и привыкать, – продолжила она. – Особенно если вспомнить, как сильно он любит порядок во всем. – Помолчала и добавила: – А знаешь, у вас с ним куда больше общего, чем ты думаешь. – С этими словами она соскользнула с табурета и потянула меня за руку. – Пойдем. Я куплю пиццу, и съедим мы ее дома.

– Это еще при условии, что в пиццерии у нас примут заказ.

По пути я обратил внимание на повара, который обнимал за плечи пожилого посетителя. Столик был накрыт на шесть персон, и все дружно улыбались. Повсюду сновали официанты с тележками, нагруженными салатами, бифштексами и цыплятами-гриль. В дверях девушка-администратор любезно спросила нас: